Курт Нюблинг (Primavera) о маленьких шагах к большому и важному

Primavera – название этой косметической марки звучит ясно и многообещающе. Еще бы – на латыни “primavera” – это весна. И пусть мы в самой середине осени, хочется поговорить о ней, о «Примавере», тем более, и повод есть. Неделю назад в Москву приезжал основатель марки Курт Нюблинг. Я взяла интервью у г-на Нюблинга – и вышло неожиданно: об устойчивом развитии, углеродном следе, пестицидах в почве, ароматах, которые лечат, развитии органического движения…

Спросите, причем здесь косметика? А притом, что косметика для Курта Нюблинга это не про список ингредиентов. Это часть философии, к которой мы с вами можем прикоснуться, сделав выбор в пользу бутылочки с органическим эфирным маслом или тюбика с ароматным бальзамом для тела.

Только органические или биодинамические плантации растений для получения эфирных масел. Fair trade, то есть справедливые партнерские отношения с фермерами, выращивающими лаванду в Провансе или вербену в Перу. Офис и производство, построенные в предгорье Баварских Альп, не просто СО2 нейтральны, они утилизируют в 5 раз больше углекислого газа, чем производят! Трижды подряд лауреаты премии Green Brand (Германия).

«Мы стараемся не выступать против. Допустим, можно выступать против монокультуры, а можно – за биоразнообразие. Или мы не выступаем против пестицидов, мы разъясняем преимущества отсутствия таковых. Если вы выступаете против, это приводит к конфликту. Если вы выступаете за что-то, вы продвигаете свои идеи, становитесь объединяющей силой, которая притягивает ваших единомышленников – и всё это без ненужной борьбы против кого-то,» – эту мысль Курт Нюблинг повторил в разговоре не единожды. Мне тоже хочется возвращаться к ней вновь и вновь, ведь Курт знает, что и как надо делать: 32 года, за которые Primavera прошла путь от отметки zero до всеобщего признания, они значат многое. В 2016-м Primavera получила знаковую национальную награду ФРГ – «Марка столетия», обойдя при этом легендарную Porsche – именно благодаря программе экологической ответственности.

В 80-х, когда из каждого утюга немецких фермеров убеждали использовать синтетические удобрения и пестициды, чтобы повышать урожайность, Курт призывал фермеров на три года законсервировать поля, чтобы они отдохнули от “химии” и смогли перейти к органическому земледелию и получить соответствующую органическую сертификацию. Курт брал не подъемные для фермеров расходы на сертификацию на себя, и впоследствии все это дало плюсы, и в первую очередь, самим фермерам. Ведь их земля до сих пор плодородна и приносит хозяевам прибыль. В противном случае, на монокультуре и пестицидах, эти земли давно бы уже пришли в негодность (как и происходит сплошь и повсюду).

Татьяна Лебедева (Т. Л.): Насколько сегодня вам стало проще доносить свои идеи органического производства и устойчивого развития до конечного потребителя и всех участников рынка, если сравнить это с ситуацией 30-летней давности, когда вы только начинали? Мне представляется, что вам тогда было так же сложно, как сегодняшним пионерам органики в России.

Курт Нюблинг (К.Н.): Стало, конечно, проще. Мы были пионерами, нам приходилось ходить и убеждать людей. Сейчас идея органик прижилась в немецком обществе. Она существует, за нее не надо никого агитировать. Есть такой биолог Роберт Шелфри, он сформировал идею морфогенетического поля. Он изучал поведение обезьян и, в частности, заметил, что после того, как обезьян одного племени научили правильно есть банан (раскрывать, не есть целиком со шкуркой), даже в других, не связанных с первым, племенах обезьяны научились это делать. Роберт Шелфри сделал вывод, что некая идея, информация, набрав какую-то силу, спустя время, начинает сама распространяться по всему виду (у обезьян ведь нет факсов и имейлов). Я считаю, что то же самое происходит и с людьми: перевалив через какую-то критическую точку, идея органик начала сама распространяться. Это в Германии.

«Хорошо бы быть этими обезьянами!» – пошутила я на интервью, но в этой шутке лишь доля шутки. Мне бы очень хотелось, чтоб в нашем обществе идеи органик стали так же просты и понятны, как банан съесть. Но нет, видимо, придется пройти свой путь, хотя теплится остапобендеровская надежда, что «заграница нам поможет».

Primavera cегодня, как компания, как продукт, находится на той вершине, которую огромному количеству наших с вами соотечественников даже осознать сложно. К примеру, офис компании сконструирован таким образом, что круглый год, с утра до вечера, он освещен естественным образом. Хотели бы работать в таком, а не под давящими лучами люминесцентных ламп? Предвижу вопросы про цену эфирных масел Primavera – мол, дорого, и почему, когда в аптеке можно найти эфирное масло чуть ли не за сто рублей?

Т. Л.: Сложно ли обеспечить стабильные высококачественные характеристики эфирного масла из года в год? Допустим, у вас один склон, одно растение, но как обеспечить качественную хромотограмму (исследование, раскладывающее эфирное масло на составляющие)?

К. Н.: Конечно! Но здесь есть вещи, которые выходят за пределы измерения. Предположим есть два поля, которые находятся на одном склоне с одной и той же ориентацией на солнце. Почва та же, количество солнечных лучей – то же. Но люди, которые собирают урожай, а потом проводят его дистилляцию (процесс получения эфирных масел из растений – прим. ред.), могут получить два разных эфирных масла. Это зависит еще и от способа дистилляции. Знаете, это как с вином – природу стандартизировать нельзя, из года в год у тебя будет разный вкус вина. В эфирном масле мы часто полагаемся на ощущения. Я могу взять в руку растение или масло и сказать – это будет очень хорошее масло, или наоборот.

Т. Л.: Тогда объясните нашим читателям, почему эфирное масло какой-нибудь сосны может стоить 100 рублей в ближайшей аптеке такое же, но органическое – 900р. Почему такая разница в цене?

К. Н.: Возьмем в качестве примера лемонграсс. Основные места, где его собирают, это Непал, Бутан, Вьетнам. Но важна цель выращивания лемонграсса. Одна из них – получение цитраля (один из компонентов эфирного масла – прим. ред.), из которого в дальнейшем выделяют витамин Е. В этом случае выращивают те подвиды лемонграсса, которые содержат наибольшее количество цитраля, то есть его стандартизируют по одному ключевому компоненту, в то время как любое эфирное масло – это букет из, минимум, ста составляющих. Если вы ароматерапевт, вы будете искать более богатое по составу эфирное масло лемонграсса. Многие проходят этот путь методом проб и ошибок, просто понимая, насколько то или иное масло эффективно показывает себя в ароматерапии.

Т. Л.: У нас под видом эфирных масел часто продают даже не чистый продукт, а разбодяженный. Такое низкокачественное эфирное масло может быть опасным для применения?

К. Н.: Опасным вряд ли. Неэффективным – да. Если на такой упаковке стоит «натуральное эфирное масло», а оно разбавлено либо базовым маслом либо еще чем-то, значит это уже введение потребителя в заблуждение, потому что это нечистый продукт. Потом есть разница между натуральным и «идентичным натуральному», ведь можно «добиться» идентичного натуральному качества с помощью таких компонентов эфирных масел как гераниол. Но если мы составим аромакомпозицию, полученную из компонентов разных растений, это не будет натуральным эфирным маслом. Еще есть разница между органическим эфирным маслом и обычным – следы пестицидов.

Т. Л.: Я уверена, что в нашей стране нет понимания того, что ядохимикаты (пестициды) используются даже для выращивания цветов, например, календулы или ромашки. Это действительно так? В обычном земледелии для цветов используют пестициды?

К. Н.: Это сложно понять, но для того, чтобы вырастить ту же ромашку, используется серьезное количество синтетических удобрений и всевозможных «присадок». Зачастую фермеры даже не понимают, что они делают – они покупают некий порошок – и растения растут гораздо лучше и даже содержание эфирных масел в них номинально становится больше. В Индии агроконцерны настолько сильны, что такими растениями засеяны огромные площади, и это при том, что там есть колоссальные традиции аюрведы и фитотерапии. В Бразилии есть территории, по площади равные Баварии, где выращивают подобные растения, на которых нет ни живой души – животные, насекомые там дохнут.

Т. Л.: Тогда развейте еще один российский миф, что пестициды можно смыть. Да, не смейтесь, у нас даже продаются средства, чтобы смыть пестициды с овощей и фруктов!

К. Н.: Как же? Когда вносятся пестициды, меняется же состав почвы?!

Т. Л.: Люди у нас пока не думают о почве – думают про то, чтобы не съесть пестициды, состояние почвы пока людей особо не волнует.

К. Н.: Пестициды проникают вглубь клеток, и смыть их невозможно, потому что они находятся внутри тех продуктов, которые вы покупаете, вне зависимости от того, как их вносили: в почву либо распыляли на растение. Но проблема пестицидов гораздо серьезнее, чем просто содержание их в готовых продуктах. Пестициды остаются в почве, а в почве живут – должны жить – микроорганизмы: от бактерий до насекомых – и все они задействованы в жизненном цикле растения от его начала до его разложения. Если измерить состав живой почвы с органик-поля, со всеми ее микроорганизмами и сравнить с обычным полем, где используются ядохимикаты, мы увидим, что химический состав почвы меняется – в нем исчезают нужные растению микроэлементы. В результате меняются сами растения.

Индия – показательный пример. Там выращивается хлопок с помощью огромного количества синтетических добавок. И вот, фермеры вырастили хороший урожай хлопка, но на следующий год почва истощена, и чтобы такой урожай повторить, им надо опять покупать «химические» добавки, на следующий год – снова, и снова, и каждый раз всё больше. Было зафиксировано 300 000 самоубийств среди индийских фермеров, выращивающих хлопок, – им просто нечем было платить химическим концернам, а без них уже не собрать урожай – не накормить семью. В Индии, кстати, сейчас идет противодействие – штат Сиким объявлен органическим. За ним следуют и другие потихоньку. Такие маленькие движения – они более успешны, чем большие, потому что им получается создать на своей территории особую среду, которая становится привлекательной для других. Маленькие движения – они даже эффективнее, чем глобальные. Вы, наверное, сами с этим сталкиваетесь – сначала очень трудно переубеждать людей в чем-то, но потом, когда у вас появляются последователи, это становится легче.

Т. Л.: Я была в Индии в прошлом году, писала о штате Сиким. Но давайте от органики к ароматерапии. Как вы к ней пришли?

К. Н.: К запахам у меня была склонность с раннего детства. Мама рассказывала, что ребенком я больше всего любил нюхать цветы, а под рождество всегда с удовольствием вдыхал корицу, гвоздику, с которыми родители пекли пряники – это были особенные ощущения. В 1968 году я отправился в путешествие на знаменитом «Восточном экспрессе», и когда приехал в Стамбул и окунулся в мир местных запахов, я понял окончательно, как важны для меня ароматы, как они могут влиять на мое настроение, состояние. Тогда еще не было эфирных масел в чистом виде, но на базаре я покупал пряности, какие-то местные духи и с ними экспериментировал.

Т. Л.: Поделитесь своим любимым ароматерапевтическим рецептом.

К. Н.: Я прилетел в Москву из Бутана, был там вместе с группой немецких фармацевтов – все люди немолодые, и там были разные проблемы: у кого-то боязнь высоты, у кого-то головные боли. Я же всегда путешествую со своей аромааптечкой. В ней обязательно масло мяты – оно хорошо снимает болевой синдром, головную боль, в частности, освежает общее состояние. У меня есть личный противовирусный рецепт – масло благородного лавра, которое, по моему мнению, помогает противостоять любой инфекции. Масло лаванды: когда сажусь в самолет, я наношу каплю масла на руки и растираю – это помогает мне расслабиться, но вообще лаванду можно наносить на укусы и царапины, для заживления. Кстати, лаванда – одно из редких эфирных масел, которые можно наносить на кожу в чистом виде. И четвертое мое любимое – это роза. Роза – растение любви и расставания. Если мы говорим об ароматерапии, чаще всего розу используют акушерки, чтобы встретить новую жизнь. Но есть и обратное действие – для облечения ухода из жизни, когда умирал мой отец, я применял розу – и в аромате розового масла он себя чувствовал спокойнее.

Оказалось, что лаванда, мята и чайное дерево производства Primavera составляют тройку самых любимых эфирных масел ароматерапевтов Германии, где сейчас происходят некоторые подвижки со стороны официальной медицины по отношению к ароматерапии. К примеру, антибактериальные эфирные масла применяются в домах престарелых и других медицинских учреждениях, где наблюдается резистентность к антибиотикам. А напоследок Курт Нюблинг любезно поделился рецептом «для русской женщины зимой», когда холодно, темно, а дефицит витамина Д склоняет к депрессии:

«Взять цитрусовые масла: апельсин, красный апельсин или грейпфрут, можно смешать с эфирным маслом корицы и обязательно добавить масло нероли, чтобы снять накопленный стресс. Наносить эту смесь, разбавленную в базовом масле, можно на область солнечного сплетения, либо принимать ванны, растворив смесь эфирных масел в сливках либо морской соли».

Пожалуй, я возьму этот рецепт на вооружение. А если вы хотите больше рецептов от Курта Нюблинга, отмечайтесь в комментариях – будем рады поделиться ими с вами. Главное – помните, что качественное эфирное масло определяется не названием на пузырьке, а репутацией производителя и органической сертификацией. И вообще сертифицированная органическая косметика это не просто отсутствие вредных компонентов, это частичка вашего вклада в здоровье почв и сохранение биоразнообразия. Да, маленький пузырек с эфирным маслом – это лишь микроскопический шажок. Но вспомните тех обезьян с бананами или историю с индийским штатом – начинать надо с малого, тем более, что начинать всё равно надо.